О промыслах
Представление о многих народных промыслах нередко включает в себя понятия «сувенир», «образчик древности» и «произведение искусства», размывая определение, что мешает выработать стратегии развития промыслов в условиях нового рынка. В самом деле, промыслы утратили функциональность в бытовом значении, поскольку изменилась сама среда их существования. Больше не прядут на прялках и не играют в глиняные игрушки. Как вернуть в промыслы жизнь? Как и где обретут новую функциональность и идентичность узнаваемая орнаментальность или уникальная технология производства тех или иных образцов традиционной культуры? Есть ли шанс сохранить за игрушкой её функцию в масштабе производства массовой продукции, если современные дети не играют с глиной и деревом?
«В поисках народного искусства» музей-заповедник Царицыно 2023
Вспомним прошлую волну промышленного интереса к народным промыслам и результат упразднения художественных артелей, «надомников» и кооперативов в пользу промышленных комбинатов НХП — детские сады, укомплектованные мебелью под хохлому, всевозможные матрёшки и кухонные принадлежности в русском стиле, наполнявшие бытовую среду 70-х и 80-х годов минувшего века. И в то же время — новые разработки химической промышленности 60-х подарили нам цветной хрусталь и Государственную премию СССР для сотрудников Гусь-Хрустального завода. Многие из нас помнят уроки рисования по хохломской росписи в школе и глиняные поделки в духе дымковской игрушки. Однако в 90-х прежняя жизнь сменила курс, и многие народные промыслы потеряли свою актуальность, прежде всего, как способ достижения экономической стабильности.
В результате необдуманных реформ, форсированной приватизации и отсутствия системного подхода со стороны государства, мелкое производство и народные художественные промыслы оказались не в состоянии самостоятельно противостоять агрессивной экспансии дешёвых примитивных подделок, которые размывали представление о подлинно народном художественном национальном наследии, выраженном в мастерстве ремесленника, передающемся из поколения в поколение
Зозуля О. А. Малые формы хозяйствования в России: история и современность
Промысел может возникнуть там, где сообщества имеют практику ручного совместного труда и понимают маркетинговый потенциал такого продукта как локального бренда. Определив для себя рынок сбыта, промысел развивается и растёт, и с течением времени, изменяя технологии производства, механизируя подсобные работы, неминуемо приходит к формированию особой школы со своими традициями. Удачные примеры — Жостовская фабрика декоративной росписи, Центр вологодского кружевоплетения, Гусевской хрустальный завод, Гжель, Палех и центры лаковой миниатюры. Определение того или иного вида НХП сегодня включает в себя непременное условие — наличие ручного труда при производстве изделия полностью или в какой-то части процесса. Если промыслы неразрывно связаны с рукотворностью, если непрерывным условием для возникновения и развития промысла является мастер, аккумулирующий опыт группы ремесленников, то важно существование такой группы на определённой территории.
Для того, чтобы промысел сформировался как маркетинговый продукт, который можно идентифицировать по определённым признакам (региону изготовления, сырью и связанным с ним особенностям производства), необходимо прояснение составляющих сущности промысла как ремесла, традиции и ментальной карты региона. Самые важные из них — это привязка к территории и преемственность местных традиций, в том числе и мироощущения, поскольку народная культура есть не что иное, как нарратив, объединяющий людей. Известно, что экономически показывают себя более устойчивыми те бизнес-системы, которые опираются на традиционные и национальные ценности. Россия — одна из немногих стран, сохранивших и приумноживших национальные ремесла, возведя их в степень искусства. И возможно, сегодня кажется, что всё это время мы консервируем и без изменений копируем устаревший дизайн, производим однообразные и порядком надоевшие сувениры на протяжении многих лет, постоянно копаясь в древностях; сувенирные лавки завалены Гжелью и Хохломой, матрёшками всех видов и цветов без разбора; отличить подлинную вещь от подделки непросто, а за счёт обилия контрафакта размывается и ценность оригинального предмета.
Если рассматривать логику формирования НХП как процесс экономического регулирования, можно выделить два актуальных способа существования того или иного промысла: ремесленный (в российском и советском дискурсе широко использовалось определение «кустарный», сегодня фактически не употребляемое) и промышленный. Таким образом, промыслы со времён технической революции соревновались с фабричным товаром, либо наполняя рынок недостающей продукцией, либо существовали исключительно как уникальный художественный продукт, исполнявшийся по заказу или для розничной продажи в качестве дорогого подарка. Однако, например, фарфоровый и стекольный промыслы подразумевают промышленное изготовление продукта и относятся к промыслам по принципу градообразующих предприятий с большой долей ручного труда.
Народные искусства попадают в поле интересов государства, начиная с 1861 года, после отмены крепостного права, когда крестьянские артели обретают статус частных мастерских, работающих на всероссийский рынок. В 1865 году в Москве основан Музей кустарных изделий — торгово-промышленный музей Московского губернского земства. В это время собирание и популяризация традиционного русского искусства становится предметом профессионального интереса этнографов, экономистов, чиновников и финансистов. Это положило начало большой работе, продолжающейся и по сей день.
В 1932 году создается учебно-методический центр художественной промышленности, в чьи задачи входит отбор лучших образцов народного творчества. В 1941 г. центр переименовывается в НИИ художественной промышленности (НИИХП), отобранные произведения демонстрируются на выставках в Париже и Нью-Йорке, вывозятся в Германию, Англию и Данию и представляют мощный экономический ресурс для советского правительства. Сотрудники института и Музея кустарных изделий в Москве выясняли возможности развития художественного мастерства, естественных условий и сложившихся культурных традиций, занимались изучением традиций народного декоративного искусства; разработкой теоретических проблем, связанных с прикладным народным творчеством; организацией экспедиций для определения реального состояния народных художественных промыслов и лабораторными научными разработками.
Какими сегодня мы видим Гжель, Хохлому или Гусевской хрусталь, восстановившие и перезапустившие свои производства на рубеже ХХ-ХХI веков? Дискурс перестроечной эпохи строился скорее вокруг сохранения ремёсел и мастеров. Общий крах системы заказов и рынка сбыта, низкие оплаты труда и как следствие отток молодежи, что в первую очередь бьёт по любому наследуемому ремеслу. Существующие на тот момент учебные заведения, как и вся экономика и жизнь в стране, находящиеся в полёте сквозь лихие 90-е, не пришли в норму и по сей день. Главная проблема для промыслов здесь — привлекательность соответствующих им регионов не только для туристов, но и для молодых специалистов, готовых отправляться туда для работы и жизни. Сегодня мы понимаем значимость инфраструктуры и комфортности среды для человека и как следствие — экономической состоятельности региона.
Вероятно, пришло время взглянуть на историю промыслов чуть пристальнее для того, чтобы понять произошедшее за полтора века, ведь на протяжении этого времени многие из них эволюционировали, и для правильного выбора сегодня дальнейшей траектории передачи традиции важно понимать несколько моментов: что представляет из себя «зерно» промысла (например, насколько синий цвет аутентичен для Гжели, дерево как материал для Хохломы, а роза — цветок, который жостовский художник «ищет всю жизнь»), какова доля промышленных товаров «в стиле» позволительна для того, чтобы границы промысла не размывались дешёвыми поделками и при этом работали как часть платформы бренда, а также роль научных, и творческих экспериментов в судьбе того или иного народного промысла.
Эволюция промыслов насчитывает некоторое количество ярких примеров обновления и изменений, что лишь подтверждает гипотезу о том, что традиция не есть непрерывное повторение элементов стиля, приёмов, сырья и стратегий реализации. Как и любой живой процесс, промысел меняется с течением времени и отвечает вызовам своей реальности. Если чуть пристальней взглянуть на некоторые процессы, имевшие место в истории, то можно увидеть те же предпосылки к изменениям, что мы наблюдаем сейчас в отрасли.
В начале ХХ века Гжельский промысел был национализирован и перезапущен. На долгие годы основной продукцией стали химпосуда, электроизоляторы и … Собачки. По словам старожилов, однажды, в период с 1925 по 1927 годы, всех мастеров старой Гжели собрали по спискам на «конференцию» и вывезли в Раменское. С этой «конференции» никто уже не вернулся, и обезглавленный гжельский куст начал рассыпаться. Последовало указание: все небольшие фабрики переименовать в артели и присвоить названия «государственный завод номер 1», «… номер 2» и так далее. Эти заводы — больше не художественные мастерские -— приходили в упадок, не в состоянии поддерживать художественный промысел. Госзаказ и оборонка (химпосуда, изоляторы и фарфоровые руки для отливки резиновых перчаток) составляли большую часть продукции, и лишь в 1945 году было принято правительственное решение развивать в Гжели производство чашек и тарелок. В сложное послевоенное время понимали, что мирная жизнь потребует новых предметов.
Тот самый гжельский фарфор с воспринимаемой сегодня традиционной бело-синей росписью фактически создан в 1950-е годы руками пионеров восстанавливаемого промысла — искусствоведа Александра Борисовича Салтыкова и Натальи Ивановны Бессарабовой, художницы, окончившей ВХУТЕМАС. За основу они взяли полуфаянс XIX века. По нему Салтыков создал «азбуку гжельских мазков» (по сути брендбук), а Бессарабова разработала ряд предметов нового ассортимента на основании музейных изысканий и обнаруженной гжельской кобальтовой росписи на полуфаянсе XIX века: так возникли бело-голубые кружки, вазы, молочники, кувшины.
Бессарабова обучила «писарих» забытым приёмам свободной кистевой росписи. Работа велась в двух направлениях: по трафаретам и как разработка авторского произведения на основании элементов разработанного «брендбука». Процесс шёл очень трудно, наученное опытом «конференции» население сделало вывод, что от промысла стоит держаться подальше. Спасением стало привлечение профессиональных художников — ведь в самой Гжели к этому моменту не осталось мастеров, помнящих «кузнецовские» технологии. К тому же, обращаться к этому опыту было опасно идеологически. «Кузнецовщина» прочно связывалась с мещанством и не могла удовлетворить заказчика и запросы новой аудитории. Сегодня Гжель — это всё тот же «куст», то есть несколько предприятий разного масштаба, конкурирующие между собой.
Хохлома — промысел, возникший во второй половине XVII века в деревнях, расположенных на левом берегу Волги. Готовые изделия везли для продажи в крупное торговое село Хохлома Нижегородской губернии, откуда роспись и получила свое название. Благодаря удачному расположению села на торговых путях, хохломские изделия быстро обрели популярность. С Нижегородской ярмарки купцы развозили их по всей России, а также продавали в страны Азии и Западной Европы.
В советское время Хохлома не испытывала недостатка в валюте, реализовывалась в основном через магазины «Берёзка», и прибыльность предприятия обеспечивалась госзаказом. Начиная с 50-х годов производственные линейки дополнились мебелью и вероятно именно это стало ресурсом для выживания в момент, когда все рухнуло. В 90-х Хохлома подхватила остановившийся соседний Семеновский промысел и подарила миру матрёшечных президентов и персонализированные портретные изделия, осевшие в частных коллекциях. Сегодня интерес к дереву как к экологическому материалу используемому в быту мог бы обновить линейку товаров для новой аудитории, но безусловно такой проект потребует поиска новых форм и новой образности элементов. По аналогии с Гжелью, цветовая гамма Хохломы, устоявшаяся в представлении потребителя, по всей видимости, должна оставаться неизменной.
Сегодня в нашем представлении многие промыслы не выходят за границы сувенирной продукции. Поехать на экскурсию в Гжель и привезти бело-голубую безделушку — вот зачастую и всё представление горожанина о предмете. Мы не идентифицируем большую часть из этих изделий как неотъемлемую часть нашей бытовой жизни или не мечтаем о новой коллекции. Как раз потому, что продукция промыслов кажется нам чем-то, связанным со стариной, и её формы как будто не соответствуют тем меркам, которые мы сегодня применяем к среде.
Однако фарфор, например — прекрасный материал для нашего климата, выдерживающий большие перепады температур; подглазурная роспись позволяет производить «изразцы» и для Норильска, и для Краснодара, что открывает новые экономические перспективы и создает возможности для освоения новых рынков и формирования госзаказа. Дальнейшие разработки цветных пигментов, по словам Сергея Симонова, главного художника АО «Гжельский фарфоровый завод» способны подарить нам архитектурные шедевры и вновь обновленную Гжель, простившуюся с затянувшейся эпохой «гжельского барокко», результатом интереса ко всему русскому конца 90-х.
Коллекции Half & Gzel и Half & Hohloma, дизайнер Анна Кулачёк
Мы пока знаем не так много примеров успешной актуализации промыслов, выпущенных на рынок: бренд Half& Half, совместно с Анной Кулачек, выпустил коллекцию «Хохлома и Гжель»; дизайнеры Светлана Катаргина и Татьяна Бабкова, основательницы бренда Perinne, ставшие финалистками конкурса «Дизайн и ремесло» в номинации «Хохломская роспись», получили возможность разработать свои объекты, объединяющие идеи конструктивизма и Хохломы на фабрике в Нижегородской области. Конкурсы — один из самых перспективных способов привлекать молодых дизайнеров к практическим исследованиям. Школа дизайна НИУ ВШЭ в рамках международного открытого онлайн‐конкурса, состоящего из нескольких сезонов с разным набором номинаций в области дизайна, моды и современного искусства — HSE CREATIVE OPEN — провела совместный сезон с Объединением «Гжель» и запустила уже следующий сезон конкурса в партнёрстве со Всероссийским музеем декоративного искусства в номинации «Промысел как бренд».
Арт-объект и функциональный предмет интерьера. Проект-победитель конкурса «ДИЗАЙН И РЕМЕСЛО» 2019 г. в номинации «Хохломская роспись». Дизайнеры Светлана Катаргина и Татьяна Бабкова
Цель конкурса — объединить на одной площадке оригинальные идеи и эффектные проекты по всем направлениям дизайна, современного искусства и моды и привлечь внимание креативного сообщества к развитию профессий в индустрии. В конкурсе могут участвовать начинающие специалисты и студенты, а также выпускники любых вузов, вне зависимости от географического положения. У таких конкурсов, грантов и резиденций (вроде резиденции Сысертского завода) достаточно большой потенциал по разработке новых идей за счет привлечения дизайнеров, свободных от воспитания в традициях ремесла. Это одновременно увеличивает количество проектов, не попадающих в цель, однако только так можно увидеть максимальное количество вариантов работы с локальной идентичностью.
Сегодня мы возвращаемся к маркировке территории, наверное, самым ёмким и правильным способом — ведь искусство того или иного региона способно как привлекать туристов, так и создавать новые рабочие места. Этнографическая составляющая любого промысла — прекрасный инструмент для креативного кластера, и здесь главная задача заключается в привлечении в отрасль молодежи, что, в свою очередь, является залогом дальнейшего существования промысла и обеспечивает его бытование в новых технологических средах.
В общем-то, главная проблема, особенно остро стоящая перед каждым руководителем или энтузиастом — это актуальность для потребителя, молодеющего с каждым годом и не интересующегося хрусталём и вышивкой. Как сделать искусство определённого региона не только экономическим, но и культурным, и креативным, и социально объединяющим фактором? Без работы по актуализации промыслы теряют свою привлекательность, и традиция прерывается, но больше огорчает тот факт, что вместе с ней прерывается и социальная функция промысла как «градообразующего предприятия». Возможно, новая платёжеспособная аудитория не рассматривает продукты традиционных промыслов как продукты локальных брендов просто потому, что не имеет представления о существовании таких брендов на своих территориях? Или она пока не осознала, что появление таких локальных брендов (хотя бы отчасти) и в её руках?
Промыслы — это традиция, а традиция — это цепь преемственности в сумме с «приметами» времени. Звенья этой цепи — «вехи» в истории промысла. Действительно, время зарождения промысла оказывает на него непосредственное влияние. Как, например, жостовский промысел, возникший из лакового производства козырьков для военной формы 1812 года, переключился на шкатулки, миниатюрные предметы и, в ответ на входившую тогда в моду церемонию чаепития, подносы как объект роскоши. В ответ на вызовы рынка у промыслов существует три стратегии развития.
Технологичные производственные линейки, выпускающие брендированную продукцию первого уровня, составляющую финансовое основание бренда. Это недорогие базовые вещи для включенности бренда в повседневность. Например, Гжель выпускала бы брендированные столовые сервизы на шесть персон в эконом-сегменте по аналогии с маркой 365+ в IKEA; Хохлома продолжила бы разработки для производства корпусной мебели; Вологодский текстильный комбинат разрабатывал бы текстильные коллекции для дома в традициях Вологодского кружева, упрощая технологический процесс, но отслеживая эстетическое качество продукции брендов.
Уникальные художественные изделия, составляющие ядро промысла, сохраняющие традиции ручного труда, авторского поиска и поддерживающие значимость фигуры художника и мастера.
«Родом из Дымково» — проект мерча для Дымковской игрушки. Дарья Маркина
Сувениры как продукция, лежащая в основании бренда — способ построения коммуникации с той частью аудитории, которая в силу возраста не достигла возможности совершать покупки в категории уникальных художественных изделий, но либо пересекается с ней, либо станет ей по достижении возраста или социального статуса.
История промыслов содержит множество примеров взлётов и падений, возникновения нового и упадка, и сегодняшний интерес — не внезапная блажь, а скорее необходимость и возможность инвентаризации не только и не столько художественного наследия, но и в целом практик бытования русской культуры в её естественной среде и новом прочтении промыслов как ключа, открывающего территории России.
