Панельная дискуссия «Пространство грамотности в современной школе»
1 ноября в рамках публичной программы к выставке BUILD SCHOOL состоялась панельная дискуссия «Пространство грамотности в современной школе как инструмент повышения образовательных результатов в целом» при поддержке «Грамота.ру» и Школы дизайна НИУ ВШЭ.
Модератором выступила Мария Лебедева, кандидат филологических наук, заведующая лабораторией когнитивных и лингвистических исследований Государственного института русского языка имени А. С. Пушкина, руководитель образовательного направления современной цифровой платформы «Грамота».
Цифровая платформа русского языка «Грамота» — партнер Школы дизайна НИУ ВШЭ.
Участники:
Наталья Логутова, заместитель руководителя Школы дизайна НИУ ВШЭ
Марина Моисеева, независимый консультант по образованию, кандидат педагогических наук, основатель проекта School-Guru
Александр Гулин, директор частной школы «Снегири», автор подкаста «Расписание на завтра»
Денис Слонимский, учитель математики ГБОУ Школа № 1574, педагог-организатор, председатель ППО
Основные направления и тезисы дискуссии: — Грамотность как базовый навык и основа для освоения всех предметов в школе. — Как сделать русский язык и литературу интересными? Инновационные методы и инструменты преподавания — Роль привлекательного образовательного пространства для изучения русского языка — Как помочь учителю мотивировать, развивать и учить? — Разработка стратегий по вовлечению родителей в процесс обучения
Мария Лебедева из «Грамота.ру» начала дискуссию с вопроса о том, насколько правильно, что русский язык заключен в стенах школьного кабинета русского языка и литературы и не выходит за его пределы. В то время как современная школа базируется во многом на коммуникативных языковых компетенциях.
Денис Слонимский: «Мне кажется, что не совсем так, потому что учителя работают в коллаборации, и стараются решать разные образовательные задачи. Если в педагогическом коллективе есть общие ценности и идеи, то учителя должны друг с другом общаться, обмениваться опытом, целями и задачами, которые ставят для образования детей. Чтобы что-то выходило за рамки кабинета русского, надо просто обмениваться опытом между собой и создавать какие-то метапредметные уроки, которые будут направлены на это развитие».
Александр Гулин: «Я пришел работать в свою школу, которую закончил в 2009 году, и уже тогда у нас не было предметных кабинетов — все они были универсальные. Это была позиция директора: в кабинетах висел проектор и маркерная доска».
Александр считает, что в школе должно быть место притяжения, связанное с развитием грамотности. Это может быть библиотека или какие-то общие пространства. Как только мы концентрируемся на кабинете русского языка и литературы, мы снижаем эффективность популяризации грамотности.
Александр Гулин: «Мы проводили марафон читательской грамотности в школе, в библиотеке. И одними из элементов популяризации всей этой истории были любимые детские книги и любимые книги учителей. Прям там мы читали по пять минут каждый свою книгу, обменивались впечатлениями и так далее».
Марина Моисеева выделила три русских языка в школе. Первый — это русский язык, на котором дети общаются друг с другом на переменах. Второй — это язык интернета. И третий — это канцелярский язык, на котором продолжает говорить школа. Когда учителя или администрация выходят к родителям и начинают что-то рассказывать — это русский язык, непонятный большинству родителей. А дети продолжают читать что-то в интернете намного чаще, чем обычные книжки, поэтому и черпают знания русского языка в основном из электронных источников.
Марина считает, что школа — это самоорганизующееся пространство. И задача ближайшего времени —подумать, как, трансформируя пространство, завести в него русский язык.
Марина Моисеева: «Главное — это чтение и привитие любви к книге как таковой. Мы сотрудничали с компанией „Литрес“: все локеры, в которых дети оставляли свою одежду, обувь, школьные принадлежности, были в виде корешков книг. Это пространство локеров выглядело как библиотека, где были QR-коды на книги. Каждый из детей был носителем информации о своей книге и давал отзыв на нее, чтобы другие дети тоже могли почитать».
Мария Лебедева рассказала, что есть исследования, согласно которым от того, как часто ребенок видит хорошо написанный письменный текст, зависит, насколько грамотно он будет писать сам. Но есть и другие исследования, которые говорят, что ошибки мы запоминаем гораздо лучше. Как современная школа работает с такими приемами на практике — такой вопрос модератор адресовала гостям.
Наталья Логутова считает, что пространство, в котором учатся дети, может многое. Школа — это цельный образ. И взаимодействие с языком в школе начинается примерно со входа: через вешалку, через наличие или отсутствие навигации и т. д. И это пространство, которое либо тебя уважает и с тобой коммуницирует, либо тебя отталкивает.
Наталья Логутова: «Чем плохие информационные стенды в школах? Их надо ставить, потому что это положено, но на них никто не смотрит».
Но идея «грамотной насмотренности» кажется Наталье утопичной. «Своим детям я одинаково пыталась привлечь любовь к чтению и потерпела абсолютное фиаско. При этом выясняется, что мой сын неожиданно много чего читает, а дочь, например, попросила купить переписку братьев Ван Гог, потому что она прочла про нее где-то в интернете и заинтересовалась».
Наталья думает, что в школе надо ввести курс инфографики, потому что инфографика — это лучшая шпаргалка. «Пока ты делаешь шпаргалку, ты успеваешь разобраться в теме, потому что хорошая шпаргалка делается, когда ты понял, а плохая шпаргалка не работает. Благодаря инфографике подключается образное мышление и мнемоника».
Наталья Логутова: «Знание о том, как распознать инсульт, очень повысилось после того, как карточки проекта ходили в социальных сетях. С детьми можно делать такие же карточки по сложным кейсам, например, по русскому языку и по литературе. Это может давать дополнительные навыки, которые им самим интересны».
Марина Моисеева: «Как консультант я работаю со школами и начинаем мы всегда с разбора миссии, ценностей и видения — о чем эта школа? Когда я захожу и на первом этаже вижу совершенно четко, что это за школа и для чего она. Мне кажется, точка входа здесь».
Александр Гулин следующим образом прокомментировал этот вопрос: «Есть один кейс, который дети с учителем делают на уроках русского языка — это составление мемов по правилам языка. Эти мемы меняются регулярно раз в неделю, поэтому нет баннерной слепоты. У меня тоже есть паблик специальный с историческими мемами. Нынешние дети не поймут анекдота, но они поймут мем. Важно не только потреблять контент, но и разбираться в контексте для того, чтобы самим генерировать его. Это, по сути, и есть навык креативности».
Александр Гулин: «Мне кажется, что все эти приемы не требуют практически никаких серьезных финансовых вложений, но для их внедрения необходима воля и контекст. В котором должны быть такие же творческие и интеллектуально развитые педагоги, которые смогут найти пасхалку для подростков, через которую они потом смогут запомнить более сложную вещь».
Наталья Логутова привела в пример хорошей языковой интеграции мультилингвальные школы: «Бывает, что основной контингент школы — это носители русского языка, а бывают школы, где учатся дети, для которых русский не родной. Тут весьма ценным представляется опыт мультилингвальных образовательных учреждений. Например, „Назарбаев интеллектуальные школы“ или Президентский лицей в Татарстане: они постулируют свою мультилингвальность, это селективные школы, ориентированные на то, чтобы их абитуриенты становились студентами ведущих вузов мира. И куррикулум, и среда там подчинены этой мультилингвальности. И все элементы навигации, анонсирования, информационные щиты — все дублируется на трех языках».
Денис Слонимский рассказал, что год назад был на педагогическом форуме «Линейка», где их команда должна была разработать определение какого-нибудь педагогического слова. Это слова впоследствии было напечатано на худи, в которых участники ходили в нем на все мероприятия. «Наша команда взяла слово „ошибка“. Мы дали определение ошибки: ошибка — это урок, доступный каждому».
Денис Слонимский: «Мне кажется, самый лучший способ научиться грамотности — это возможность допускать ошибку. Я помню, что у меня в школе, например, всегда хорошо получалось выучить правила, как математик я их просто структурировал и понимал, но при этом, например, увидеть в тексте ошибку для меня было всегда проблемой. Даже если ты ошибаешься, главное, пойми, где ты ошибся и как это исправить. Мне кажется, что точка входа в школу — это возможность давать детям допускать ошибки».
Мария Лебедева: «Я услышала два очень важных слова — это наблюдать и создавать. То есть мы, с одной стороны, наблюдаем за средой, которая есть, наблюдаем за текстами, которые перед нами, и затем пробуем это создавать сами. Если стигматизирована ошибка, она мешает нам креативить, потому что вызывает страх. И в таком случае можно проявлять себя, но при этом знать, что где-то я могу опереться на какой-то авторитетный источник. И такой источник очень важно иметь в школе иметь и показать детям, как использовать эти стратегии».
Наталья Логутова считает, что если выстроить достаточно доверительное пространство, в котором есть возможность увидеть эту ошибку, обсудить, и не заклеймить того, кто ошибся, то дети легче реагируют на то, что их исправляют. Как только они привыкли, что ошибка — это epic fail, они тут же занимают защитную позицию.
Наталья Логутова: «Умение выражать свои мысли — очень важный шаг в развитии человека, и если ты не научишься, то, скорее всего, это заблокирует тебе и другие возможности».
Александр Гулин: «Мы с вами можем что угодно говорить про ошибку, но „успешный“ родитель будет ошибку воспринимать как провал. Это у нас в культуре, это очень сложно убирать».
Александр привел пример из своей работы: «Детям в пятом классе сложно писать историческое сочинение. Я прошу нейросеть, чтобы она сгенерировала 15 вариантов, рандомайзером туда накидываю у каждого своя тема. Все, они ни у кого ничего не спишут, да, но могут общаться между собой».
Александр Гулин: «Развивая грамотность, мы помогаем друг другу повышать свой общий культурный уровень».
По мнению Марии Лебедевой, полилингвальность и мультилингвальность сейчас — это большая задача, которая стоит в целом перед государством и перед Москвой в частности.
«У меня есть прекрасный пример, когда учителя, которые проводят дополнительные занятия по языку, встречаются с детьми на переменах и играют с ними в языковые игры. Например, когда нужно учить падежи, они играют в мяч, где нужно кидать мяч и говорить, используя какую-то языковую конструкцию. Насколько это вообще масштабируемая история? Насколько она может быть полезной для решения вопросов языковой интеграции? Нужно ли такое пространство специальным образом организовывать или оно самоорганизованное?»
Александр Гулин считает хорошим достижением то, что в школах дали дополнительные два часа для детей, которые испытывают сложности с русским языком. Потому что государство признает в этом сложность и начинает двигаться в эту сторону. «Мне кажется, надо дать некое время для того, чтобы школы это сами обкатали, а уже потом добавлять какие-то какие-то настенные элементы, которые будут оказывать визуальную поддержку. Эффект только от дизайна пространств, мне кажется, будет близок к нулю без правильной методической поддержки и использования непосредственно образования».
Наталья Логутова: «Очевидно, что хорошо, когда есть возможность задействовать стены и оборудование для демонстрации, отрисовать сложные темы в виде понятных карточек, которые дети хотят взять себе. И хорошо, когда у детей есть возможность самим участвовать в производстве контента. А особенно хорошо, когда они будут уметь клево упаковать это в виде красивой презентации, в виде комикса, в виде плаката — когда у этого будет форма, с которой им самим приятно взаимодействовать. Основная задача — ввести это в какую-то инструментально востребованную и детьми, и преподавателями вещь, и в лучшем случае сделать это модным, а в худшем случае сделать это нужным».
Марина Моисеева: «Я считаю, что 2 часа в неделю обучения русскому языку детей-инофонов — это хорошо, если государство оплачивает дополнительную нагрузку школе и учителям, но это совершенно ничего не даст, если это будет просто 2 часа в неделю. Это системная работа, которая должна охватывать всю школу, директор школы должен вдумчиво относиться к тому, что происходит, и понимать, что это работа не просто с ребенком, а работа со всей семьей. Чем больше семья вовлечена в жизнь такой школы, тем выше будет результат с конкретным ребенком и уровнем овладения русским языком».
Наталья Логутова: «Педагогический эффект от учителя, который, услышав ненормативную лексику, сделает четкое замечание относительно неправильности форм и их сочетания, будет гораздо выше, чем если он сделает большие глаза и отведет человека к директору».
Финальный вопрос модератор посвятила тому, что бы мы могли сделать для того, чтобы было больше работы с грамотностью на междициплинарном уровне, больше вовлечения семьи детей в это. Как запустить эти процессы и расширить идею школы как среды грамотности, которая поддерживает, формирует и заставляет детей наблюдать и создавать?
Денис Слонимский: «Мне кажется, что если бы учителя русского, например, на уроке вместо того, чтобы задавать упражнение 234 с пропущенными буквами, взяли бы и попробовали вместе написать, например, пост про какое-то событие, или из огромного текста попытались сделать резюме, это было бы очень круто. Я уверен, что филологи это могут делать, и они могут научить этому детей».
Александр Гулин: «В университете я выбрал проект по истории русского тюремного жаргона конца 19-го — начала 20-го века. И когда я пришел работать в колледж, он мне помог. Язык шире, чем мы видим, и выходить из мыслей за рамками — это самое основное, что развивает русский язык».
Наталья Логутова: «Я считаю, что если бы на ЕГЭ по русскому можно было пользоваться „Грамотой.ру“, качество ЕГЭ точно не пострадало бы, а психологический климат и вообще то, зачем нужен русский язык, воспринималось бы гораздо более адекватно. А прекрасные кейсы, которые у вас есть, были бы очень хорошими брифами для наших студентов, которые делают клевые комиксы, ролики. И весь этот правильно упакованный контент снимет с учителя задачу делать дополнительные образовательные программы».
