От святыни к бассейну и обратно
1. Концепция
2. Введение: Время как актор и забвение как его инструмент
3. Конструктивное забвение по Алейде Ассман
4. Храм Христа Спасителя: объект с разорванной и перенаписанной историей
5. Конструктивное забвение в царский период: создание сакрального мифа
6. Конструктивное забвение советской эпохи: уничтожение прошлого для строительства утопии
7. Конструктивное забвение в постсоветское время: реставрация святыни как производство нового прошлого
8. Визуальный след: как три эпохи по-разному видят одно и то же место
9. Заключение: Храм как живая модель того, что время не является нейтральным
Концепция
Это исследование рассматривает Храм Христа Спасителя не как архитектурный объект, а как живую палимпсестную структуру, которая за полтора столетия пережила три радикально различные идентичности и три модели коллективной памяти. Каждая из этих идентичностей стала возможной не только благодаря смене политических режимов, но прежде всего — благодаря тому, что время действовало как активный агент. Оно не только разрушало или созидало материальное, но и перенастраивало память, вычищало неудобные смыслы, заново переписывая историю. В этом смысле время оказывается глубоко ненейтральной категорией: оно осуществляет выбор, производит фильтрацию и создает новые начала.
Ключ к пониманию этих процессов открыт в классификации Алейды Ассман, особенно в её концепции конструктивного забвения — того забвения, которое не является травмой или ошибкой, но сознательной операцией по очистке поля памяти для новых смыслов. Первый храм был воздвигнут как носитель сакрального и национального мифа; его уничтожение в СССР — намеренный акт стирания этой символики; появление бассейна стало телесной альтернативой прежней сакральности. А в постсоветской России конструктивное забвение позволило создать новое прошлое: восстановленный храм выглядит как возвращение традиции, но по сути представляет собой новейшую интерпретацию истории, построенную поверх частично забытой советской главы.
Таким образом, Храм Христа Спасителя становится идеальным примером того, как время действует избирательно, политично и продуктивно, создавая новые формы памяти, идентичности и визуальности. Это исследование прослеживает, как разные эпохи использовали механизмы забвения: от полного уничтожения до музейного архивирования, от стирания до реконструкции, — и показывает, что место может «забывать само себя», чтобы занять новое место в коллективном воображении общества.
Введение: время как актор и забвение как его инструмент
В современных рассмотрениях исторического контекста время всё чаще перестаёт быть лишь нейтральным фоном, на котором разворачиваются события; оно превращается в самостоятельного действующего агента истории. То есть время не просто отмечает очередность перемен — оно вмешивается в саму конфигурацию смыслов и решает, что окажется на виду, а что уйдёт за пределы коллективной памяти. В результате время предстает не пассивным хроникёром, а активным агентом культуры: через отбор, вычёркивание, повторное прочтение и реконструкцию оно формирует то, как мы понимаем прошлое. В этом ключе забвение теряет статус простой противоположности памяти и обретает роль продуктивного механизма, с помощью которого общество выстраивает отношения с прошлым.
Забвение — и утрата, и шанс для чего-то нового; оно умеет разрушать, но одновременно освобождать пространство для переосмысления и построений новых систем. Так что забыть можно не только по небрежности, но и по воле — именно это делает забвение инструментом конструирования исторических нарративов. В данном контексте показательна концепция Алейды Ассман: забвение многослойно — в нём соседствуют естественные процессы утраты и сознательные социально-политические практики переработки прошлого. В рамках данного исследования время рассматривается как агент, формирующий визуальные и смысловые трансформации конкретного места — того пространства, где историческая динамика особенно наглядна.
Храм Христа Спасителя служит хорошим примером: за относительно короткий срок он пережил три резко разные идентичности, и каждая из них стала возможной благодаря своим формам забвения. Словно здание меняло «одежду» в соответствии с общественными смыслами — и каждая смена требовала активного стирания прежних смысловых слоёв. Эти превращения показывают: смена эпох почти немыслима без намеренного забывания того, что было. Таким образом, работа сосредоточена на том, как время через механизмы забвения — в том числе через то, что Ассман называет конструктивным забвением — создаёт условия для появления новых смыслов и визуальных образов. Анализ трёх «жизней» Храма Христа Спасителя демонстрирует: забвение не просто сопровождает исторические перемены; оно их делает возможными. И в этом смысле время проявляет себя как активная сила, прямо влияющая на культурное содержание — оно созидает, уничтожает и вновь собирает значения, превращая одно и то же место в многослойный архив эпох.
Конструктивное забвение по Алейде Ассман
Работа с исторической памятью неизбежно наталкивается на те самые структуры, которые формируют наше отношение к прошлому. Алейда Ассман предлагает многослойную классификацию видов забвения — инструмент, помогающий увидеть: забывание — не дефект памяти, а культурный механизм, вплетённый в ткань общества. Если смотреть на историю Храма Христа Спасителя, эта схема превращается в особую линзу: через неё отчетливо видно, как смена политических и культурных режимов порождала новые версии прошлого и постепенно стирала прежние слои смысла.
Ассман выделяет семь типов забвения; каждый — своя операция с прошлым. В центре данного визуального исследования — конструктивное забвение, форма, в рамках которой стирание прошлого становится условием для создания нового культурного или политического порядка. Оно проявляется в моменты, когда общество нуждается в «чистом листе», чтобы заложить новую основу коллективной идентичности. Именно конструктивное забвение объясняет, как возможно радикальное переопределение значения конкретного места: символы прежней эпохи ликвидируются или вытесняются, на их месте возникает новая идеологическая конструкция. При этом речь идёт не просто о забвении как таковом, а о целостной операции по демонтажу старого смыслового слоя и созданию пространства для нового.
Применяя классификацию Ассман к истории Храма Христа Спасителя, видно: его смысл формировался не только через камень и кладку, но и через операции памяти. Каждая фаза жизни храма связана с разными видами забвения — от репрессивного уничтожения сакрального до конструктивного создания новой сакральности. Храм, если вдуматься, — результат сложной работы времени, которое не просто фиксирует события, но и активно перекраивает их значение.
Алейда Ассман
Храм Христа Спасителя: объект с разорванной и перенаписанной историей
История Храма Христа Спасителя — редкий пример, когда процессы памяти и забвения видны не в отдалённой теории, а прямо в материале города. Здесь можно буквально проследить, как менялись смыслы: разрушение, переосмысление, возрождение и реконструкция — в каждом из этих актов менялось и значение места. Храм был не просто памятником в хронологии; он становился ареной спора о том, что считать важным, а что — подлежит исчезновению. Официальная память регулярно натыкалась на волны забывания: решалось, какое прошлое допускать в публичное пространство, а какое лучше вычеркнуть.
Первый храм XIX века возник в результате длительной идеологической работы. Его задумывали как символ национального единства — религиозно‑патриотический монумент победе 1812 года, узел, связывающий народ, императорскую власть и православие. Парадокс в том, что его очевидная видимость и насыщенность смыслами сделали его уязвимым: слишком заметный символ легче становился мишенью для радикальной переоценки в другую эпоху.
Храм памятник в честь победы в Отечественной войне 1812 года по проекту А. Витберга. 1825 г. Фасад со стороны реки
С приходом советской власти пространство храма превратилось в поле идеологического разрыва. Снос в 1931 году — не просто уничтожение стен; это был демонстративный жест аннулирования прежней системы ценностей. На месте купола выросла «земная» повседневность: открытый бассейн. Туда шли с полотенцами и шлёпками по плитке, с криками и брызгами, с запахом хлорки и детским смехом. Бассейн превращал эту территорию в пространство телесности, отдыха и спортивной активности — то есть в абсолютную антитезу сакральному. . Этот переход не просто заменил одно значение другим: он закрепил эффект конструктивного забвения, когда создание нового социального порядка требует полного устранения символов старого.
Демонтаж храма Христа Спасителя
1931 год. Руины на месте храма на улице Волхонка. Фото: ТАСС
Бассейн «Москва» на берегу Москвы-реки. Фото: Дмитрий Дебабов / РИА Новости
Постсоветский этап добавил ещё один слой. Реконструкция храма в 1990‑е часто преподносилась как восстановление справедливости, возвращение утраченной традиции. Но новый храм — вовсе не простое «возвращение». Он воспроизводит образ, удобный для современного политического и культурного запроса: архитектура и символика формируют версию прошлого, в которой советский период отодвинут на периферию памяти. Бассейн остался главным образом в архивах, на музейных снимках и в чьих‑то воспоминаниях; он перестал быть частью повседневного сознания и превратился в приглушённый пласт.
1996 год. Воссоздание храма. Фото: Валерий Шустов / РИА Новости
Так Храм Христа Спасителя предстает как многослойное культурное поле, на которое последовательно наносятся и стираются разные истории. Его три жизни — имперская, советская и постсоветская — говорят не только об архитектурных изменениях, но и о перестройке режимов памяти и забвения. Время здесь не течёт плавно: эпохи врываются резкими, символическими вмешательствами, каждое из которых меняет смысл места. Храм одновременно служит экраном для политических и культурных проекций и индикатором того, как общество решает, что помнить, а что забывать.
Конструктивное забвение в царский период: формирование сакрального мифа
Первое воплощение Храма Христа Спасителя возникло в той исторической среде, где память и забвение работали не просто как фон, а как активные инструменты конструирования национальной идентичности. Построенный в честь победы над Наполеоном, он отмечал не только само событие — храм формировал представление о прошлом, подогнанное под нужды политического проекта Российской империи, словно вырезанная по лекалу деталь в большом мозаичном полотне. Значение его выходило далеко за пределы богослужебной функции: здание стало видимым языком идеологии, в котором православие, государственная власть и идея единства переплетались на глазах у горожан.
Изначальный проект храма архитектора Витберга
Создание храма — классический пример конструктивного забвения, когда прошлое перерабатывали выборочно и целенаправленно. Империя возвеличивала 1812 год, но одновременно тщательно фильтровала те пласты памяти, которые не вписывались в образ крепкого, сплочённого государства. Миф о героическом преодолении внешней угрозы маскировал внутренние противоречия; акцент на религиозном единстве прятал за декорациями сложность социальных и культурных процессов XIX века. Проще говоря: храм не столько хранил память о войне, сколько предлагал новую её интерпретацию — прежние смыслы отбрасывались как мешающие, чтобы на их месте выросла удобная для власти история. Архитектура храма усиливала эффект этого конструктивного забвения. Она предлагала зрителю не архивный документ, а идеальную модель национального прошлого: монументальную, эмоционально насыщенную, визуально убедительную. Купола и коридоры работали не только на эстетику; через ритуал, визуальные образы и планировку опыт прошлого упорядочивался так, чтобы подчёркивать сакральность государственной власти.
Торжественное открытие памятника Александру III в 1912 году (разрушен в 1918 году). оенный парад принимает император Николай II
Храм, таким образом, не пассивно сохранял память — он её активировал и направлял, вытесняя и маргинализируя другие чтения. Люди шли по знакомым траекториям и тем самым воспроизводили нужную версию истории. Не менее важна была и интеграционная роль проекта: символическое объединение разных социальных групп вокруг единой модели национальной идентичности. Это собирание требовало забвения — забывания региональных и локальных форм памяти, которые могли бы составить конкуренцию центру. Образ храма означал не только увековечение победы; он стирал многочисленные истории, не вписавшиеся в официальную схему. По сути, он задавал границы того, что следует помнить, и того, что лучше оставить в тени. Итак, уже в своём первом виде Храм Христа Спасителя показывал: память и забвение неразрывны в процессе формирования коллективной идентичности. Его появление стало возможным благодаря сознательной работе с прошлым, где конструктивное забвение выступало условием рождения нового национального мифа. Храм был не просто памятником победы — он превратился в инструмент власти, через который накладывалась удобная для неё версия истории, вписанная в городское пространство и визуальную культуру эпохи.
Репродукция открытки начала XX века с изображением улицы Волхонки. Фото: РИА Новости
Советская эпоха: репрессивное и конструктивное забвение как инструменты идеологической переоптики
Разрушение Храма Христа Спасителя в 1931 году — один из самых символичных жестов советского эксперимента. Это было не просто расчисткой площадки под очередную постройку — советской власти было необходимо вычеркнуть из коллективного сознания всё, что тянет к имперскому и религиозному прошлому. Уничтожение храма — классический пример репрессивного забвения: попытки сделать невозможным возвращение к сакральным смыслам и к тем символам, что держали старую государственность. Репрессивное забвение действовало на нескольких уровнях. Сначала исчез материальный свидетель — монументальное здание со всем своим культурным и религиозным кодом разобрали до основания. Во‑вторых, потерялся важный визуальный ориентир городской памяти — тот самый знак на карте Москвы, вокруг которого выстраивались маршруты, видовые точки, коллективная самоидентификация; люди лишились привычной точки отсчёта. В‑третьих, сам акт подчёркивал идеологический разрыв: новая власть не просто отвергла прежние ценности, она целенаправленно стремилась вытеснить их символы из всякого общего опыта. Разрушили — и заново уничтожили смысл.
Снос храма Христа Спасителя в Москве. Фото: ТАСС
Преподобный Сергий благословляет князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву. Горельеф разрушенного Храма Христа Спасителя Скульптор А. Логановский.
Но сводить советский период только к репрессии было бы ошибкой. На месте снесённого храма возник другой проект — пример конструктивного забвения: создать новый порядок через стирание старого. Чертежи Дворца Советов остались на бумаге, и тем не менее идея была ясна: предложить иной тип символического пространства — светский, технологичный, устремлённый в будущее. Логика простая и прагматичная: вытеснить сакральное и утвердить утопию модерности; попытаться заполнить пустоту новым смыслом, несовместимым с религиозными кодами прошлого. Переход от грандиозной задумки Дворца к скромному, но жизненному бассейну «Москва» радикально менял характер места, хотя функция как инструмента конструирования общественного опыта осталась прежней.
Облик Дворца Советов, воссозданный по чертежам
Масштаб Дворца Советов в сравнении с Размерами храма Христа Спасителя
Бассейн быстро стал эмблемой советской повседневности — телесности, спорта, оздоровления и совместного досуга. Идея о том, что пространство должно служить человеку ежедневно, а не возвышать сакральную вертикаль власти, приобрела конкретные черты: плеск воды вместо хора, детский смех вместо молитвенного шёпота. Ритуал сменился — литургия уступила место физической практике — и этим конструктивное забвение закрепило эффект: прежнее значение не просто растворилось, оно перекодировалось, превратилось в свою противоположность. Там, где обещали вечность, стала царить сменяемость; где звучал церковный ритм, теперь хозяйничала ритмика советской жизни. В итоге память о храме постепенно переселилась из живой, коллективной сферы в архивы: в исторические источники, музейные витрины, научные статьи. Советская эпоха провела двойную операцию — репрессивное забвение уничтожило материальные следы, конструктивное же создало на их месте иной образ будущего. Эта двойственность показывает: трансформация была не только архитектурной, но и семиотической — старый сакральный знак сменился новым, который уже нельзя было прочесть прежними координатами.
посещение бассейна «Москва» Эрнестом Че Геварой
Советский этап истории Храма Христа Спасителя является ключевым примером того, как власть использует забвение не только как инструмент разрушения, но и как стратегию создания новой культурной реальности. Время здесь активно работает: оно не просто стирает, оно формирует заново, заставляя пространство забыть себя, чтобы вписаться в другой исторический проект.
Конструктивное забвение в постсоветское время: реставрация святыни как производство нового прошлого
Строительство храма Христа Спасителя, г. Москва, 1990-е гг.
Постсоветская реконструкция Храма Христа Спасителя наглядно показывает, как конструктивное забвение выстраивает себе новое прошлое. Восстановление в 1990‑е годы было не просто архитектурной авантюрой; это был инструмент поиска коллективной опоры после распада советской системы. В этой логике прошлое не извлекается из архивов, а заново создаётся, переопределяется и цементируется в материальной форме.
Реставрация храма была символическим актом «возвращения» к исторической норме, хотя по сути она означала создание абсолютно нового объекта, лишь стилизованного под прежний. На практике появился новый объект, стилизованный под прежний — ближе к музейной репродукции, чем к непрерывной нити исторического бытия. Цель заключалась не в том, чтобы воспроизвести весь сложный и противоречивый дореволюционный контекст; обществу предложили идеализированный образ утраченной святыни — очищенный от внутренних конфликтов, политических трений и культурных переломов XIX века. Прошлое превратилось в миф: удобный для настоящего, вписанный в новую государственную модель и служащий средством консолидации. Ключевой приём в создании этого «возвращённого прошлого» — стирание, или по крайней мере серьёзное ослабление, памяти о бассейне «Москва». Забвение здесь работает на двух уровнях. С одной стороны, советский период обесценивают, делают его чем‑то бытовым и второстепенным, лишённым высокой символики. С другой стороны, создаётся иллюзия прямой преемственности между дореволюционной Россией и проектом государства конца XX века.
Получается «мост» через который как бы и не проходило семидесятилетнее прерывание — от утопии модерности к восстановленной сакральности. Это забвение не случайно и уж точно не нейтрально — оно институционализировано. Политические дискурсы, СМИ, школьные программы и церковные структуры постепенно формируют ту самую нужную версию. Постсоветское общество оказывается в пространстве, где сам факт сноса храма и существования бассейна присутствует лишь как архивная сноска, как исторический курьёз, не влияющий на центральный нарратив. Материальная реконструкция храма становится кульминацией: она закрепляет новую версию прошлого, делает её осязаемой, монументальной и тем самым претендующей на неоспоримость. Таким образом реконструкция Храма Христа Спасителя показывает: конструктивное забвение не только двигает вперёд, но и тянет назад. Речь не просто о забывании неудобных страниц — общество целенаправленно создаёт условия, при которых новое прошлое выглядит правдоподобнее подлинного. В этом смысле реставрация — это не акт памяти, а акт конструирования; забвение становится фундаментом новой культурной и национальной идентичности.
Заключение: Храм как живая модель того, что время не является нейтральным
История Храма Христа Спасителя демонстрирует, что время — не нейтральный фон, на котором просто разворачиваются события. Время действует. Оно формирует смыслы, направляет коллективную память и иногда переписывает прошлое через механизмы забвения. В этом контексте важно подчеркнуть концептуальный вывод, сделанный F. Esposito и T. Becker: «Time can be an object and an instrument of politics» (Esposito & Becker, 2020, p. 2). На примере именно этого храма это видно особенно отчётливо. Каждая эпоха оттачивала свои стратегии памяти и забвения — и тем самым меняла не только представление о месте, но и облик городской поверхности, и легитимность новых политических порядков.
До революции храм вплетался в государственный и религиозный нарратив города, создавая сакральный и национальный миф. Потом, в советское время, символ уничтожили — применилось репрессивное забвение; на его месте появилась новая, утопическая повседневность: бассейн «Москва». А в постсоветский период восстановление вернуло сакральность, но уже в другой версии прошлого: советский пласт истории будто исчез из коллективной памяти. F. Esposito и T. Becker также подчёркивают политическую функцию времени: «Thirdly, temporal attributes are used not only to differentiate basic political principles but also to legitimize or delegitimize politics» (Esposito & Becker, 2020, p. 3). Для Храма это значит следующее: управление временем и искусство забывать становятся инструментом легитимации новых исторических и идеологических нарративов. Визуальные образы храма в разные эпохи складывались через особые ракурсы, композиции и точки фокуса — дореволюционный взгляд тянулся вверх, подчёркивая вертикаль, сакральность и национальную мифологию; советский — смещал акцент на горизонталь, коллективность, материальность тел; постсоветский — возвеличивал восстановление сакральной доминанты и символическую преемственность.
В итоге храм предстает как палимпсест: каждая эпоха оставляет свой отпечаток, одновременно присутствуя и стирая предшествующее. Три эпохи, три интерпретации — и ясно видно: время само по себе выступает действующим актором истории. Оно решает, что помнить, а что забывать, и через это забвение порождает новые смыслы и формы коллективной идентичности. Храм Христа Спасителя напоминает нам одно простое, но важное: история, память и визуальная культура не вне времени — они его продукт, его выбор, его политика.
Храм, по которому можно изучать историю / Foma.ru. URL: https://foma.ru/xram-po-kotoromu-mozhno-izuchat-istoriyu.html (дата обращения: 20.11.2025).
История Храма Христа Спасителя / Первоe.Online. URL: https://pervoe.online/news/student-v-teme/52754-istoriya_khrama_khrista_spasitelya (дата обращения: 19.11.2025).
Новое на месте старого: от храма к бассейну — и обратно / Novate.ru. URL: https://novate.ru/blogs/100921/60473/ (дата обращения: 22.11.2025).
«История одного места»: интервью о Храме Христа Спасителя / Prorus.ru. URL: https://prorus.ru/interviews/istoria-odnogo-mesta/ (дата обращения: 22.11.2025).
Assmann А. Забвение истории — одержимость историей
Esposito F., Becker T. The Time of Politics, the Politics of Time, and Politicized Time: An Introduction to Chronopolitics // Time & Society. 2020. Vol. 29, № 1. P. 1–15.
