ГЭС-2: Тишина, которая звучит
Рубрикатор:
1. Концепция 2. Метод исследования 3. Точка входа: улица → переход в главный холл ГЭС-2 4. Ресторан 5. Книжный магазин 6. Сувенирный магазин 7. Выставочная зона (первая попытка) 8. Гардероб 9. Выставочная зона (возвращение) 10. Парковка 11. Заключение
Концепция
Исследование строится вокруг опыта погружения в GES-2 как в акустическую среду, в которой тишина — не отсутствие звука, а главный организатор пространства. Войдя в здание, слушатель оказывается как будто «изолирован» от города, но не в пустоте: все звуки — шаги, движение посуды, тихие разговоры, редкие механические шумы — существуют нераздельно и образуют единое, протяжённое звуковое полотно. Это пространство не навязывает звук: оно лишь делает слышимым то, что в других местах остаётся незамеченным.
Такой режим слушания подводит к тому, о чём пишет Анатолий Рясов: звук не просто воспринимается, он «захватывает» слушателя, вводит в состояние не аналитического, а феноменологического присутствия. Тишина GES-2 — это не пауза, а плотная, вибрирующая атмосфера, на фоне которой любой звук приобретает статус события. Она обнаруживает «досмысловой» уровень звукового опыта, который Рясов описывает как прикосновение к бытию самого звучания, прежде чем оно становится знаком или смыслом.
С другой стороны, Брендон Лабелль позволяет рассматривать GES-2 как набор «акустических территорий» — зон, где звук формирует социальные и пространственные отношения. В ресторане слышимость ближе, интимнее; в книжном магазине звуки фрагментированы и воздушны; в выставочном зале доминирует резонанс; на парковке звук становится массивным и вибрационным. Эти территории не просто различаются: они организуют архитектуру движения, темп шагов, стиль поведения. Здание как бы «оркеструет» слушателя, создавая сценарии восприятия повседневных шумов, которые в других местах растворяются в общем городском фоне.
Данный проект — это путешествие слушателя, в котором личная аудиозапись становится способом увидеть архитектуру через звук. Слушание здесь не вспомогательная функция, а метод исследования: через него раскрываются отношения между пространством, телом и городской чувствительностью. GES-2 предстает как место, где тишина обладает онтологической силой, звук — минимален, но выразителен, а слушатель — не наблюдатель, а участник звукового становления пространства.
Метод исследования
Метод исследования основан на маршрутном аудио-наблюдении: я прохожу по заранее выбранному пути внутри ГЭС-2 и фиксирую звучащую среду в режиме реального времени. Важным элементом становится не только запись, но и вслушивание — активное, направленное восприятие, позволяющее замечать малейшие акустические изменения.
Цель этого метода — показать, каким образом здание с минимальным количеством явных звуковых источников формирует уникальный опыт слушателя. ГЭС-2 не использует музыку или громкие фоновые шумы, и потому любая мельчайшая вибрация — шорох одежды, шаги, разговоры — становится значимой.
Слуховой метод оказывается центральным, потому что звук — это не просто информация, а способ быть в пространстве. Вслед за Рясовым можно сказать, что слушающий здесь не «схватывает» звук, а «захватывается» им: тишина, реверберация и акустическая пустота ГЭС-2 формируют особое состояние восприятия, в котором пространство и слушатель входят в контакт.
Точка входа: улица → переход в главный холл ГЭС-2
Моя первая аудиозапись фиксирует момент перехода от уличного звука к внутреннему акустическому режиму ГЭС-2. Пространство находится на Болотной набережной — одном из самых шумных и динамичных участков центра Москвы: мы слышим ветер со стороны реки, транспорт, общий городской гул. Всё удерживается в одном шумовом облаке. Это типичная акустика центра Москвы: многослойная, тяжёлая, с постоянным низкочастотным фоном, который склеивает всё слышимое в один общий шумовой поток.
Звук открытия двери становится моментом перехода. Но внутри здания не наступает «тишина» в строгом смысле: городская какофония просто исчезает, уступая место другому типу слышимости. На записи становится заметно, что фон очищается, а вместо уличного гула начинают проявляться отдельные звуки — голоса, движение одежды, лёгкий реверберационный хвост большого пространства. Внутренний шум не исчезает — он изменяет структуру: становится менее плотным, более чётким, предметным. Пространство словно «распаковывает» звуки, которые раньше тонули в городской массе.
Как отмечал Анатолий Рясов, такой момент — пример того, как тишина работает как условие вслушивания: не как пустота, а как освобождение акустического горизонта, которое позволяет услышать малое, едва различимое. Мы не оказываемся в пустоте — мы оказываемся в среде, где каждый звук становится значимым, доступным вниманию, «предъявляет себя» слушателю. Лабелль описывает подобный переход как смену акустической территории: архитектура ГЭС-2 фильтрует городской шум и конструирует новую звуковую логику, в которой отдельные звуки становятся одновременно чище и ближе. Вход оказывается не границей тишины, а границей новой слышимости — пространства, где звук перестраивается и начинает организовывать поведение, восприятие и телесность слушателя.Как отмечал Анатолий Рясов, такой момент — пример того, как тишина работает как условие вслушивания: не как пустота, а как освобождение акустического горизонта, которое позволяет услышать малое, едва различимое. Мы не оказываемся в пустоте — мы оказываемся в среде, где каждый звук становится значимым, доступным вниманию, «предъявляет себя» слушателю. Лабелль описывает подобный переход как смену акустической территории: архитектура ГЭС-2 фильтрует городской шум и конструирует новую звуковую логику, в которой отдельные звуки становятся одновременно чище и ближе. Вход оказывается не границей тишины, а границей новой слышимости — пространства, где звук перестраивается и начинает организовывать поведение, восприятие и телесность слушателя.
Ресторан
Из центрального холла я поворачиваю в сторону ресторана ГЭС-2, и характер звучания меняется почти незаметно. На записи слышно, что фон становится мягче, теплее: здесь нет больших ревербераций холла, зато появляются плотные, близкие звуки — смех детей, приглушённые голоса взрослых, лёгкое движение стульев. Интересно, что детский смех оказывается самым громким элементом сцены: не потому что дети кричат, а потому что остальная акустическая среда настроена на приглушённость и концентрацию на локальных звуках.
Шумы не расходятся далеко — они словно удерживаются в своих микрозонах. Например, находясь неподалеку, в холле здания, смех детей был неуловим. А разговор, происходящий в двух метрах, не мешает соседнему столику; звук становится квазиприватным, хотя место публичное и открытое. Такое поведение звука создаёт ощущение, что пространство разделено на множество небольших акустических островков, каждый из которых существует сам по себе и остаётся доступным только в непосредственной близости.
«Едва слышимое» может становиться событием (Рясов А. К онтологии звука: вслушивание как способ бытия в мире).
В очищенной, негулкой акустике ресторана мягкий скрип стула или лёгкий смех приобретают значимость, становятся материальными и ощутимыми. Здесь работает и логика Лабелля: ресторан ГЭС-2 можно рассматривать как особую акустическую территорию, где формируется «звуковая близость» — режим, в котором слушатель вовлечён в мягкие, локальные звуки, а пространство регулирует социальное поведение через мягкость и терпимость к тихому взаимодействию. Именно в таких местах становится заметно, как архитектура не просто звучит сама по себе, а создаёт модель общения, интимности и публичности, определённую структурой слышимости.
Книжный магазин
Из ресторана я перехожу в противоположное крыло — в книжный магазин. Акустический ландшафт меняется почти физически: на записи слышно, что пространство становится более собранным. Основные звуки — шелест страниц, одиночные шаги по твёрдому полу, лёгкие, короткие эхо-хвосты, возникающие от редких голосов. Разговор группы людей у стеллажа слышен отчётливо, но он не доминирует: он как будто «подвешен» в воздухе и растворяется в общей мягкой акустике, не нарушая её.
Поведение людей в этом пространстве тоже меняется — оно становится внимательнее. Здесь уже не бегают и не кричат дети. «Звуковое поведение» здесь буквально выстраивается архитектурой: движение становится плавным, жесты небольшими. Кажется, будто сам магазин задаёт темп, почти принуждая к замедлению. Это — пространство, где локальная тишина делает микрозвуки заметными: шорох страницы или едва слышный стук книжного корешка становятся полноценными акустическими событиями. Редкие голоса вспыхивают и исчезают, как звуки в большом зале, где внимание направлено внутрь себя.
Этот эффект связан прежде всего с тем, что звук здесь существует в режиме «почти ничто» — в той самой зоне, о которой пишет Рясов: когда слышимое не несёт конкретного смысла, но именно потому и становится значимым. Вслушивание здесь обретает форму не анализа, а погружения: слушатель улавливает не содержание разговоров, а их текстуру. Книжный ГЭС-2 оказывается пространством, где слышимость становится одновременно инструментом концентрации и способом быть с другими, не нарушая их присутствия.
Сувенирный магазин
Затем направляюсь в сувенирный магазин. Здесь акустическая среда снова меняется. На записи слышно, как небольшая группа посетителей обсуждает парфюм у ближайшего стеллажа — их голоса звучат достаточно отчётливо, но стоит сделать несколько шагов назад, как они буквально растворяются в пространстве. Сторонних звуков почти нет: слышен только мягкий, едва ощутимый гул помещения и редкий стук сувениров о полки — лёгкие, точечные звуки, которые появляются неожиданно и исчезают так же быстро.
В этой зоне звук существует в режиме предельной локальности. Магазин создаёт акустику, в которой слышно только то, что находится на расстоянии нескольких шагов; всё, что дальше, теряется, будто поглощается стенами. Голоса не распространяются — они отсеиваются, превращаясь в мягкий фон. Это делает пространство удивительно камерным: даже при наличии нескольких посетителей создаётся эффект индивидуального присутствия.
Сувенирный магазин оказывается пространством, где громкость не определяется силой звука, а расстоянием: слышимость устанавливает границы контакта, создавая квази-частное акустическое поле вокруг каждого посетителя.
Выставочная зона (первая попытка)
Затем я направляюсь в выставочную зону. Она располагается на втором этаже, и подниматься туда нужно по широкой бетонной лестнице. В этот момент звук шагов становится особенно отчётливым: бетон подчёркивает каждый контакт обуви с поверхностью, создавая сухой, короткий отклик. За дверью я оказываюсь в выставочном пространстве, где впервые на маршруте появляются сторонние звуковые источники — аудиооформление выставки. На фоне слышны неразборчивые голоса экскурсионной группы. Но вскоре ко мне подходит смотритель зала и просит оставить верхнюю одежду в гардеробе, поэтому я быстро покидаю помещение и запись фиксирует только первый, самый поверхностный слой акустической среды.
Гардероб
пускаясь в гардероб, я оказываюсь на -1 этаже, в полуподвальном помещении, где почти нет людей — это заметно и по атмосфере, и по самой записи. Акустика здесь более плотная, но удивительно мягкая: нет ни гулов, ни резких отражений, звуки словно приглушены архитектурой. На аудио едва слышны короткие металлические щелчки вешалок, мягкое трение ткани, редкие механические звуки.
Несмотря на то, что предметы здесь производят более материальные шумы, они остаются тихими и деликатными. Гардероб работает как «акустический буфер»: он не только отрезает пространство от внешних звуков, но и преобразует сами шумы в мягкие, локальные микрособытия. Ничто не звучит резко, всё как будто проходит через фильтр, который сглаживает края и удерживает звук в пределах небольшого пространства.
Выставочная зона (возвращение)
Возвращаюсь в зону выставки и оказываюсь в небольшом помещении с высокими потолками. Впервые слышу сторонний источник звука — аудиозапись с инсталляции.
На аудио слышен слабый резонанс и мягкая звуковая рассеянность, характерная для выставочных залов: ни один звук не имеет чёткой направленности, всё ощущается как приглушённая смесь людей, пространства и аудиоконтента. Даже добавленный внешний источник — звуковая часть выставки — не выделяется из общей ткани, а растворяется в ней, становясь таким же атмосферным слоем, как шорох одежды или низкое гудение кондиционеров. Шаги посетителей почти исчезают: люди движутся осторожно, мягко, будто сама архитектура задаёт правильный темп — медленный и бесшумный.
Такой эффект хорошо соотносится с тем, что Рясов описывает как тишину, предшествующую смыслу: звук в выставочном пространстве существует «до слов» — как вибрация, а не как сообщение. Неразборчивые голоса и аудиооформление именно поэтому не воспринимаются как информация, а как фон пред-смыслового звучания.
Спуск на парковку
Спускаясь на уровень -1, я оказываюсь в парковочной зоне, где акустика резко отличается от всех предыдущих пространств. На записи слышен плотный низкочастотный гул — это работа вытяжек, встроенных в потолок. Их звук монотонен и непрерывно вибрирует, создавая ощущение, что он не просто окружает пространство, а буквально пронизывает его. Из-за особенностей помещения — бетона, широких поверхностей и отсутствия мягких материалов — этот гул сливается с любыми другими звуками: шагами, движением воздуха, даже дыханием. Возникает парадоксальное ощущение «тишины без тишины»: фон не замолкает ни на секунду, но при этом невозможно выделить никакие другие звуковые события.
В этом пространстве звук становится почти телесным. Низкие частоты не столько слышатся, сколько ощущаются как вибрация — в груди, в ногах, в воздухе. Это единственная точка маршрута, где звук по-настоящему громок, хотя громкость возникает не за счёт отдельных событий, а благодаря плотности фона. Парковка создаёт акустическую территорию, которая поглощает индивидуальные звуки и заменяет их общим вибрирующим слоем — граница между «слышать» и «ощущать» здесь почти стирается.
Подобное состояние описывал Брэндон Лабелль: вибрация — это не просто физический звук, а социально-материальная сила, меняющая опыт тела и способ пребывания в пространстве. Вибрационный гул парковки буквально формирует присутствие, заставляя воспринимать место больше через телесные ощущения, чем через слуховые различения. Смежное понятие можно найти у Анатолия Рясова: понимание звука как длительности и потока также раскрывается здесь особенно ясно — слушатель оказывается «захвачен» низкочастотным полем, которое не имеет начала и конца, не несёт смысла, но полностью определяет модальность пребывания. Парковка становится своеобразной звуковой точкой погружения, где архитектура обретает звучание, превращающееся в вибрирующую среду обитания.
На этом мое путешествие по ГЭС-2 закончено. Я выхожу на улицу и вновь оказываюсь в эпицентре вечернего Московского гула.
Заключение
Мое путешествие по ГЭС-2 показывает, что пространство функционирует как сложная акустическая система, где тишина не является отсутствием звука — напротив, она становится активным компонентом восприятия. Внутри здания нет навязчивой музыки или громких фоновых шумов, которые обычно задают тон в общественных пространствах. Именно благодаря этому возникает возможность услышать саму архитектуру: её ритмы, паузы, резонансы, мягкие переходы от одной зоны к другой. Тишина здесь работает как чистый холст, на котором проявляется звук каждого шага, голосов, механических щелчков и вибраций.
На первый взгляд разница между аудиозаписями кажется почти неуловимой. Если слушать их вне контекста, трудно определить, в каком именно месте здания они были сделаны — настолько тонко и ненавязчиво устроена акустическая структура пространства. Но именно в этом и заключается особенность ГЭС-2: отдельные компоненты каждого помещения оказываются не самостоятельными мирами, а частями единой большой акустической ткани. Здание работает как единый организм, в котором каждая зона — ресторан, книжный, выставка, гардероб, парковка — не столько противопоставлена другим, сколько вплетена в общую логику звучания.
Теоретические подходы Рясова и Лабелля позволяют понять, что происходит с восприятием в таком пространстве. Вслушивание в едва различимое — то, что Рясов называет звуком «до смысла» — выявляет скрытые слои звучащего мира, которые обычно ускользают от внимания. Лабеллевская концепция акустических территорий объясняет, как звук формирует телесность, поведение, скорость движения и режим присутствия человека. В ГЭС-2 это особенно заметно: шаги становятся мягче, голоса тише, внимание — собраннее. Слух здесь превращается не просто в орган восприятия, а в способ существования внутри архитектуры.
Таким образом, ГЭС-2 проявляется не как обычное здание, а как акустическая экосистема, в которой слушатель занимает центральное место. Пространство не только звучит, но и перенастраивает человека, вовлекает его в состояние вслушивания, создаёт условия для появления тонкого, внимательного слухового опыта. Этот опыт напоминает, что звук — не второстепенный слой среды, а фундаментальный способ взаимодействия с миром, способ почувствовать пространство иначе: не только глазами, но и телом, слухом, вниманием.
Рясов А. К онтологии звука: вслушивание как способ бытия в мире / А. Рясов //Новое Литературное Обозрение. — 2017 — N°148. — C.87-93.
Лабелль Б. Акустические территории. — НЛО — 2023
Официальный сайт ГЭС-2. URL: https://ges-2.org
Apex Project — проект GES-2. URL: https://apex-project.ru/project/ges-2
AD Magazine. Новое место силы в Москве: Дом культуры ГЭС-2. URL: https://www.admagazine.ru/article/novoe-mesto-sily-v-moskve-dom-kultury-ges-2
Личный архив изображений
